Мурзина, Александра

Пять часов, и я просыпаюсь. – Kакой восторг объемлет душу мою? Какая пленительная радость поражает сердце? – Просыпаюсь, и зрю восходящее на горизонт солнце в полном своем и величественном сиянии. Все принимает новую красу, все показывает новую живость. Бодрая мысль моя первейшую находит должность излить благодарныя мои чувствия пред тем Верховным Существом, которому одолжена продолжением жизни моей. Поспешно оставляю ложе покоя. Благодарю смиренным сердцем Бога моего, спасающаго и промышляюшаго о мне, за безпредельныя Его благости, изливая пред Ним теплыя и благодарныя слезы. Мысли мои становятся чисты, память свежа, чувства дейстительнее, силы чувствуют некоторое укрепление. Мрачность уныния меня оставляет. Некая Всемогущая Десница свыше осеняет меня, и я снова оживотворяюсь; потом иду не подалеку в маленькой лесок, и на всяком шагу я останавливаюсь. Поле покрытое смешанною разновидностию, и позлащаемое лучем небеснаго огня, составляет прекрасную картину алчному моему зрению. Каждое растение требует новаго удивления, каждой миг восхищает душу. Всюду кидаю насыщенные удовольствием взоры, и везде вижу новыя прелести. Распускающиеся цветочки не довольствуясь нарядом превосходящим все искуства живописи, мещут роскошно всюду приятныя свои благовония, коих запах услаждает чувства мои. В стороне, в окружающих рощах раздается безпорядочная гармония поющих птичек, которыя произвольным полетом забавляясь в чистом воздухе, прославляют веселое утро своими песнопениями, пленяющими слух мой. Углубя мысли мои в очаровывающие меня предметы, нечувствительно дошла до неизвестной мне долины, которой местоположение казалось мне нарочно приуготовленным для любящих смотреть на приятность природы. Между тенистыми древами увидела хижнинку покрытую соломой, и беднаго старца из ней выходящаго. Бодрость видна была на челе его, чистая искренность, правда и спокойствие исполняли его душу. Казался он весел, и тих; власы его покрытые сединою возродили к нему некоторое почтение. Душа, оживленная и восхищенная природой, казалось, находила в себе все небесныя удовольствия. Опершись на посох свой часто устремлял он глаза свои на небо; слезы катились из очей его; он не бедность свою сим оплакивал; он всем был доволен, но сердечно благодарил своего Зиждителя сохраняющаго его жизнь и укрепляющаго благополучие его. Он в то время чувствовал благость Творца своего во всей ея силе. Да кому же более и чувствовать, естьли не подобным сему друзьям человечества и природы? – Продолжив несколько времени сию любезную небу жертву, сел он на траву, и опершись на мшистой камень начал смотреть на все с сердечным удовольствием. Какое спокойство, какое веселие духа! – Миролюбец! Что есть – либы сии сокровища придать к твоему златовидному дивану, на котором душа твоя безпрестанно в тревоге; тогда бы я тебя могла подлино почесть счастливым. Понимая таким образом от сего тихаго старца, в ком тишина души любит присудствовать, оставила я его, и несколько отошед сретаю идущаго на поле земледельца. С какою живейшею радостю встречает он благотворное утро, с каким удовольствием поспешает он на работу? – Мысленною мечтою зрит он половину уже своего дела исправленную. Он молод, силен, здоров. Сердце его не искорченное никакими пристрастиями, кажется, обещает ему счастливейшее благоденствие. Одежда на нем простая; в руке несет он сребровидный серп, как бы орудие к умножению его прибытка; в другой укруг хлеба и кувшин молока, составляющий ющий для него самой вкусной и приятной завтрак. Он довольно утрудясь употребляет его для укрепления себя гораздо с лучшим аппетитом, нежели празднолюбец развлеченный страстями, и великолепно Французскими руками приправленныя яства. Подкрепив он ослабшия свои силы, и благодаря Бога, бодрственно паки принимается за работу. – Но жители града спят еще между тем, а некоторые из них только засыпают, проведши тихую ночь в шумных собраниях, и в упражнениях различных. Бедной сельской житель! сказала я тогда сама с собою, смотря на него, ты счастливее сто крат свободных рабов роскоши. Наружно ты беден, но душевныя твои богатства все их внешния превосходят. Твоя простая одежда означает простоту души твоей; а когда так, то она стократно предпочтительнее златотканнаго одеяния. Сей покров часто бывает покровом гордости и тщеславия. Ты трудолюбив, следственно полезен себе, дому, полезен обществу. Ты умерен, но тем верной друг жене, и истинный отец детям. Лесть, коварства и хитрости тебя чужды. Твое сердце есть любезный храм добродетели. – Так размышляла я, смотря на любезнаго земледельца. Льющийся пот от лица его не мешал ему продолжать полезные труды его, и он любовался обширною окружностию собственности. Казалось, что солнечные лучи нисходили на то только, чтоб освещать его работу. Все благословляло его трудолюбие. Наконец солнце начало удвоять жаркие лучи свои. Уже пасомый окот поспешает к прохладным вод потокам. Земледельцы начинали оставлят работу свою – и я возвратилась в маленькой домик мой, и окончила первую мою прогулку.